– Посмотрите, какое он делает солнце, – прошептал один волк. – Почти чувствуешь его жар.

– Так похоже на настоящее, даже страшно, – отозвался другой.

Серебристый волк старался никого не слушать, но все равно до него донеслось, как третий член стаи пробормотал дрожащим голосом:

– Может, он из Сумеречного мира?

Фаолан хотел только одного – как можно лучше выглодать кость. Похоже, ему так и не удастся ничего сделать правильно, как ни старайся. Ну ладно, все равно назад пути нет. Рано утром он отправится в стаю Огненной Травы.

Все детали ритуала раскаяния Фаолан уже мог воспроизвести без малейшей запинки. Теперь он не морщился при упоминании имени Хипа и выслушивал его версию событий без всякого содрогания. Он выглодал три Кости Раскаяния – такие изящные, что многие волки считали, будто он и в самом деле выходец из Сумеречного мира, – но даже это его не беспокоило. Пусть думают что хотят, пусть говорят и пусть косятся на него с любопытством. Фаолан решил, что будет стараться выполнить свою работу как можно лучше.

Говорят, что настоящие мастера глодания – это учителя Священной стражи; их-то он и надеялся впечатлить. Если они настоящие художники, то не отнесутся к его произведениям с суеверным неодобрением.

Фаолан никак не мог забыть чудесной ноты, с которой Свистун начал свое пение в тот момент, когда Дункан МакДункан достиг вершины звездной лестницы. И почему ему кажется, что тень МакДункана до сих пор где-то рядом, хотя ее уже нигде не видно?

Как будто бы из-за звезд долетает запах следов старого вождя, и следы эти ведут прямо к нему, Фаолану.

Вот о чем размышлял молодой глодатель, поднимаясь по склону холма. Но, дойдя до вершины, он остановился как вкопанный, и все мысли словно выдуло у него из головы сильным ветром. Фаолан увидел впереди волчицу. Это же Лаэль!

У него пересохло горло. Так далеко от Каррег Гаэра обея клана МакДунканов могла оказаться только по одной причине – в Речной стае, в стае, где глодателем был Хип, родился малькад.

Ветер сейчас дул со стороны обеи, и Фаолана она учуять не могла. Серебристый волк аккуратно спрятался во впадину между камнями и выглянул из-за пожухлой травы. Единственный запах, который он чувствовал, был запахом новорожденного щенка, которого Лаэль несла, взяв зубами за шкирку. Наверное, это детеныш той беременной самки, которую он видел перед гаддерглуддером.

По всей видимости, бесплодие обеи каким-то образом лишало запаха ее саму. Фаолан почему-то подумал, что обеи лишены заодно еще и всех чувств. С таким же безразличием она могла нести кусок меха или пучок травы. И даже отсюда он видел ее странные глаза – зеленого цвета, как у всех волков из страны Далеко-Далеко, но совершенно лишенные искорки живого света, холодные, как самые дальние звезды. Он вспомнил о зимних созвездиях, которые волки называли «немыми», потому что они появлялись в Голодную луну, в период частых буранов, когда ночью царила почти сплошная тьма.

Отсюда в щенке не было заметно никакого уродства. Фаолан подумал, что единственный его недостаток заключался в том, что он родился слишком рано. Ранние щенки, родившиеся не в обычный срок, не были малькадами в полном смысле слова, но от них все равно стремились избавиться, потому что их было трудно выхаживать.

Лаэль взобралась по крутому склону на самую вершину холмистой гряды. Она шла ровно, не сбиваясь с размеренного шага. Маленький щенок беспомощно болтался, свисая из ее пасти, и только слабо пошевеливал задней лапкой. Взобравшись на вершину, Лаэль положила щенка на землю – прямо под воздушной тропой сов! Фаолан знал, что как раз здесь пролетают совы, направляясь к вулканам, – Гвиннет тоже летала этим путем собирать угольки. И здесь же проходила лосиная тропа.

«Как предусмотрительно!» – подумал Фаолан. Если детеныша не подберут совы, так убьют лоси. Он содрогнулся, представив, как огромные животные топчут копытами крошечное создание. Оставалось надеяться, что долго мучиться волчонок не будет. Только все равно молодому глодателю становилось как-то не по себе, стоило ему подумать, что детеныш станет лежать в одиночестве, всеми позабытый, холодный и голодный, и никто не придет на его жалобный скулеж.

Сам Фаолан очень смутно помнил то время, когда был таким же брошенным щенком. Он помнил только то, о чем ему рассказывала Гром-Сердце: что его бросили на берегу в луну Трескучего Льда и что кусок льда, на котором он лежал, откололся и поплыл по реке. Волчонок наверняка бы утонул, захлебнулся или умер от холода, не вцепись он в ногу медведицы. Теперь от того времени он помнил только тепло медведицы и вкус ее молока, но ни за что бы никому не пожелал повторения своей судьбы. Вместе с тем он прекрасно понимал, что это не особо высокая цена за сохранение чистоты крови. Таков закон. Таково одно из самых строго соблюдаемых правил.

Продолжая наблюдать за обеей, Фаолан обратил внимание, что она положила щенка не просто на землю, а на плоский камень, как будто бы специально поставленный здесь для этой цели. Идеальное тумфро! Даже не оглянувшись, обея отправилась назад той же дорогой, которой пришла.

Серебристого волка переполняли противоречивые чувства – тревога и любопытство. Удивляется ли щенок тому, что пропал молочный запах его матери? Что он сейчас ощущает? Холодно ли ему под пронизывающим ветром? Можно ли его спасти, как спасла медведица самого Фаолана? Но нет, это невозможно, ведь у него нет молока и, уж конечно, это было бы грубейшим нарушением законов волчьих кланов страны Далеко-Далеко.

Когда обея растворилась в надвигающейся дымке сумерек, Фаолан почувствовал, что больше не может сидеть на одном месте. Он вылез из углубления и стал подниматься на вершину гряды. Еще даже не дойдя до тумфро, он услышал слабые всхлипывания щенка. Дорога казалась ему бесконечной, с каждым шагом молодой волк ощущал, что нарушает самые священные правила поведения. Но в конце концов он же только посмотрит, и всё.

«Неправда, – признался он сам себе, когда жалобные всхлипывания стали слышны более четко. – Ты хочешь его утешить».

Все это время Фаолана не покидало чувство, что за ним следует тень МакДункана. Глодатель поднял глаза к вечернему небу. На нем не было ни созвездия Великого Волка, ни звездной лестницы, ни Пещеры Душ. Почему же он тогда чувствует эту тень?

Фаолан сделал последний шаг. Вот щенок, еще более крошечный, чем он ожидал. Да к тому же девочка, идеально сложенная, рыжая со слегка золотистым оттенком шкурки. Он никогда не видел настолько красивых волчат. Девочка оказалась такой крошечной, что от каждого удара сердца содрогалось все ее тело. Конечно, долго малышке не протянуть. Уже начинали падать первые редкие снежинки. Наверное, будет лучше, если девочку занесет снегом и она просто уснет навсегда. Говорят, что это очень спокойная смерть. Если снега будет много, то он скроет ее от глаз сов и хищных животных вроде рыси или кугуара. Да и лоси по глубокому снегу не ходят.

Фаолан не стал дотрагиваться до малышки. Вместо того он взобрался на камень и завыл песнь, обращаясь к Великому Люпусу. Это была молитва с просьбой послать снег.